Меня зовут Екатерина Оаро, я писатель и преподаватель писательского мастерства.
До сих пор на этой страничке был сухой текст-биография. Училась на факультете журналистики и в Литературном институте имени Горького. Издала книжку, за которую получила премию. Преподавала, писала, редактировала, состою…
Но мне хочется сменить интонацию и предложить вам чаю.
Я взяла тетрадь в крупную клетку с полями и написала на обложке: Том I.
Мне было 7 лет. Наша семья только что переехала из Крыма в Беларусь. В Крыму остались горы, белые барашки на море и дом Чехова, в саду которого я сиживала часами.
Я не знала, вернемся ли мы, и боялась, что забуду названия улиц и как пахнет глициния. И еще мне казалось, что если я не запишу все-все как было — я не узнаю родного города, когда однажды приеду туда. Вот здесь под пальмой колыхалась мята. Здесь я уронила арбуз, и его красные осколки покатились с холма. А тут мы подтягивались с соседом на ветке инжира, чтобы ухватить ртом ягоды.
Том I еще не был дописан, а мы уже переселились в новехонький многоквартирный дом у поля. Моя мама немедленно стала разбивать клумбу перед подъездом. Мужчины расчищали землю под парковку.
А у меня не было дела, и потому я решила выпускать газету. Мой первый тираж — 1 экземпляр, появляющийся каждую пятницу на первом этаже второго подъеза, рядом с электрическими счетчиками. Там публиковались рассказы, стихи и новости нашего двора. Но популярнее всего был кроссворд, разгадывавшийся соседями за один перекур.
Читатели писали письма в редакцию, опуская их в почтовый ящик № 24.
А я потихоньку стала публиковать свои первые рассказы. Под псевдонимом Уголек. Не спрашивайте, почему.
Этот Уголек высвечивается на экранах телефонов моих соседей до сих пор, когда я звоню.
Псевдонимы были в моде. В старших классах я печаталась в поэтической рубрике газеты «Переходный возраст», которую читали тогда все подростки. По этим псевдонимам мы узнавали своих при поступлении на журфак и моментально сдруживались:
— Как тебя зовут в «ПВ»? — спрашивали мы друг друга.
Однажды, получив ответ (Олеся Мара, привет!), я стала по памяти читать стихи девушки, стоявший передо мной.
— А тебя как зовут?
— Уголек.
И она стала по памяти читать мои.
Я училась на факультете журналистики, вела кружки по журналистике для школьников и очень много путешествовала, набираясь впечатлений. Том I давно закончился, крупная клетка сменилась мелкой. Я постоянно писала: путевые заметки, дневники, письма, очерки, рассказы…
Мой кружок по журналистике быстро трансформировался в литературную мастерскую. Уже тогда я почуствовала, что преподавать для меня значит не поучать, а помогать совершать открытия. Разжигать энтузиазм и разворачивать карту с сокровищами.
С участниками кружка мы издавали журнал каждые полгода. Начинался он чин чином: с интервью и репортажей. Но со второго разворота начиналось литературное буйство: рассказы с элементами пиротехники, стихотворения, опубликованные вверх ногами, и футуристические юморески.
Мы выписывали друг другу дипломы и соревновались в редактуре. Все больше газет и журналов публиковали тексты участников нашей студии.
И даже когда у меня закончился контракт, студия продолжила жить: мы встречались в парке и в кафе, и разговор начинался так:
— Я? Я хорошо провел лето. Три тетради исписал. Читайте!
Некоторые из них стали журналистами, драматургами и издали свои книги. И мы до сих пор на связи.
Я устроилась работать на «Европейское радио для Беларуси». Каждое утро я делала упражнения для дикции, а днем убалтывала чиновников на интервью, звонила в ЖЭСы или забиралась на заборы, чтобы подсчитать количество митингующих. «По какому принципу мы выбираем новости?» — спрашивала я редактора, желая писать о культуре. «Наша работа — договаривать то, что не договаривает власть», — отвечал он.
Самые важные истории этого времени я рассказала в своей книге «Сарочае радыё» (в русском варианте — «Сарафанное радио»). Это документальная повесть о девушке, желающей быть честным журналистом в очень непростой стране.
Через два года работы на радио я перестала писать прозу. Мой запас живых слов уходил каждый день в эфир — и я возвращалась домой с головой, полной штампов. Я поняла, что не могу переключаться с языка прозы на язык новостей и обратно.
И еще я поняла, что если перестану писать художественные тексты, то перестану делать самое важное в своей жизни.
Поэтому я собрала старые рассказы и отправила их на конкурс в Литературный институт в Москву.
И прошла.
— Тебе 22 года, пора детей рожать, — говорили дома.
— А кем ты будешь, когда закончишь Литинститут? — интересовались коллеги.
— Что, снова в студенческом общежитии будешь жить?..
Я не знала, что отвечать. Я знала, что мне нужны новые знания и писательская среда.
Мне нужно оживить свой закостеневший язык и снова начать писать, но теперь уже — со знанием дела.
Литинститут — это усадьба Герцена, пианино в спортзале и объяснительные для деканата в стихах. Это когда ночью меня может разбудить сосед через стенку, чтобы прочитать свеженаписанное стихотворение. И я просижу с ним до утра. А еще я впервые в жизни учу все билеты к экзамену. Во-первых, потому что преподаватель весь семестр давал нам так много, что мне стыдно не выполнить свою часть. А во-вторых, потому что все — полезно, все — о литературе.
Я училась со рвением человека, получающего второе образование. Ходила на семинары и к прозаикам, и к драматургам, и к поэтам, и к публицистам. А на детскую литературу не успевала: и потому передавала туда диктофон 🙂
Сердце мое прикипело к стилистике. Литинститутская стилистика — это не метафоры и эпитеты. Это субъективация и монтажные приемы. My precious ♥
Я училась на дневном, снова жила в общежитии на Добролюбова, а по вечерам давала уроки зубастым московским школьникам. В своем репетиторском объявлении я указала, что могу научить кого угодно писать сочинения и понимать литературу. И ко мне потекли ученики: те, кто уже писал, и те, для кого письмо было пыткой.
Мы писали этюды, играли в критиков и без конца редактировали. Кое-кто теперь без труда может посвятить стихотворение любимой девушке, написать убедительный призыв к действию, а некоторые так и вообще носят литинститутский студенческий в кармане.
Но это не все. Потому что сначала один папа попросил у меня уроки литературного мастерства. Потом тетя предложила отредактировать книгу. Одна мама пригласила написать сценарий для ТНТ…
На литинститутских семинарах мы оттачивали мастерство критики и проходили испытание ею же. У нас было принято молчать, когда тебя критикуют, потому что когда книга выпущена — у автора нет возможности что-то добавить. Сиди и слушай. Если вам интересно почитать, как проходит творческий семинар в Литинституте, нажимайте сюда.
За работой я не заметила, как прошли пять лет. В моих руках появился красный диплом, приглашение поступать в аспирантуру и рекомендация к изданию книги.
Честно говоря, в моих планах было жить в Литинституте до смерти. Но не пройдет и месяца, и я окажусь во Франции.
Оттуда я отправила свою повесть в белорусское издательство «Пункт адліку». Эта повесть выросла из цикла рассказов. Который вырос из заметок. Которые выросли из желания сказать вслух о том, о чем не договаривают.
Я писала ее четыре года. И писала бы еще четыре, если бы издательство вдруг не ответило, что повесть понравилась и принята к публикации.
Издательство оказалось молодым и динамичным — и менее, чем через полгода вышла моя первая книга.
Редактуру и корректуру мы делали по скайпу, и своих издателей я увидела вживую впервые только на презентации.
Как только книга вышла, я поняла, как нужно было ее написать. Поэтому презентовать ее было неловко и хотелось, как Гоголь, скупить весь тираж, сжечь его и переписать заново.
Но книгу встретили тепло. Даже тираж тут же раскупили и тут же снова допечатали.
И хотя я знала, что моя книга номинирована на премию «Дебют», но была уверена, что первого приза она не получит. Поэтому осталась во Франции, а на церемонию отправила подругу.
А потом включила прямую трансляцию из Беларуси, увидела подругу с дипломом, конвертом и медалькой и… станцевала джигу.
Мечтала попасть на свое радио не ведущей, а гостем? Done!
А о чем даже не мечтала, так это подписать книжки всем прототипам 🙂
Но презентации, книги и радиоэфиры — там, а я — здесь: в северном французском городе на границе с Бельгией. Где никого не интересует писательское мастерство по-русски. И где я работаю в большой корпорации, а на обедах все равно вычитываю тексты, которые мне присылают друзья бывших клиентов по электронной почте. Я обложилась книгами по писательскому мастерству на английском и бегаю на свидания с ними на перерывах.
У меня сумасшедший график, вечерние смены, работа по выходным и тоска по прекрасному. Меня не отпускают в отпуск, и через два года тело мое говорит «Стоп!»
Увольняться страшно, но оставаться страшнее.
Тогда я выхожу в открытую воду: завожу сначала блог, а потом этот сайт.
Штормит, и дна не видно.
А потом приходите вы со своими рукописями, и я завариваю чай.
Мои первые клиенты: мама мальчика, пишущая для него книгу сказок о нем самом. Женщина, сказавшая, что у нее замок на устах и что она хочет его, наконец, снять. Доктор со способностью оживлять города.
А потом все новые и новые сферы: тренер, который пишет учебник. Психолог, которая стесняется, что у нее нет филологического образования, но при этом слышит диалоги так, как филологи только мечтают. Бизнес-консультант, которая создала блог, чтобы делиться своим опытом. Девушка, переболевшая раком, истории которой просит собрать в книгу все онкологическое отделение.
Вот карта литературы с теми зарытыми сокровищами, которые мне известны. Допивайте чай, раскрывайте блокнот — поговорим о ваших текстах.